Побег в Тоскану [litres] - Кэт Деверо

– Ни малейшего, – ворчу я.

Какая наглость. Какая потрясающая наглость. Она не только без устали достает меня, она не только докладывает Дункану обо всех моих передвижениях – теперь она еще и обвиняет меня в том, что я развела токсичную драму. А еще она слила Дункану мой телефон и адрес. Тот самый, по которому я сейчас живу. Смешно, но меня не оставляет чувство, что сестра предала меня.

Но мне же не с чего беспокоиться? Ясно же, что Дункан не бросит на произвол судьбы своих шевиотов, лицензию на рыбалку и прочее ради того, чтобы явиться ко мне под дверь. В худшем случае он мне позвонит – да, это противно, но не конец света. Я много лет жила с этим человеком в заднице мира – и как-то выжила. Я разведусь с ним. Может быть, дело дойдет до суда, но я и это переживу. И с неприятными телефонными звонками разберусь. А если Дункан начнет зарываться, позвоню Амбре. Она говорила, что во время бракоразводного процесса я могу общаться с Дунканом через нее. Как только процесс начнется, я просто внесу его в черный список, и пусть Амбра с ним разбирается. Она знает, что делать. Ей наверняка приходилось иметь дело с разведенными мужьями похлеще Дункана. С мужьями, которые дерутся, изменяют, проигрывают деньги и пьют без просыпу. По сравнению с ними Дункан не такая уж сволочь. Он не страшный.

– Тори…

Я дергаюсь. На столике со стороны Марко горит ночник. Марко смотрит на меня, опираясь на локоть.

– Что случилось?

– Ничего. Тебя свет от планшета разбудил? Извини.

– Нет, не свет. – Марко глядит на меня со странным выражением. – Тори, тебя трясет.

– А? Ох.

Стоит ему это сказать, как я чувствую, что меня и правда трясет, да так, что содрогается даже матрас. Я вдыхаю, но вдох тоже выходит прерывистым.

Марко протягивает руку и кладет ладонь мне на ногу.

– Расскажи, что произошло. Пожалуйста, расскажи.

Какой у него обеспокоенный вид. И не просто обеспокоенный. На лице Марко нежность. Меня тянет к нему. Если я сейчас заговорю, то расскажу ему все; а если я все ему расскажу, то он поймет, что я человек с душевным вывихом, и не будет испытывать ко мне ничего, кроме жалости. А я этого не перенесу. Поэтому я делаю еще один вдох и все-таки говорю:

– У меня был кошмар.

Я даже не совсем вру. Просто адекватно описываю ситуацию.

Марко мое объяснение, кажется, не удовлетворяет.

– Ладно, – говорит он. – Не хочешь рассказывать – не рассказывай. Но обнять-то тебя можно?

– Да.

Марко раскрывает объятия, и я приваливаюсь к нему, утыкаюсь лицом в шею. Меня и вправду трясет, дрожь никак не проходит. Марко обнимает меня крепче.

– Все нормально. Что бы ни произошло – все нормально. Я здесь. Я с тобой.

Ужаснее всего был первый. Сына Аньезе, Маттео, принесли в наш подвал двое его товарищей. Маттео ранили ножом в живот, и рубашка намокла от крови. Я баюкала его голову, пока Давиде пытался остановить кровь, но как он ни зажимал рану, спасти Маттео не удалось. Он истек кровью и умер.

Я стояла на коленях, гладя Маттео по голове, и смотрела в его пустые глаза. Наконец дон Ансельмо взял меня за руку и поставил на ноги, ласково, но твердо.

– Теперь моя очередь позаботиться о нем. А ты иди умойся.

– Сюда, Стелла, – требовательно позвал Давиде. – Быстрее. Нам надо приготовиться.

Я взяла мыло, которое он мне протянул, и окунула руки в ближайшее ведро.

– Промывай как следует между пальцами, – наставлял Давиде, – и большие пальцы не забудь. Вот так, молодец. Сейчас будет следующий. Готова?

Я быстро, словно это могло вернуть меня к жизни, вытерла руки жестким полотенцем и сказала:

– Нет.

– Дальше будет легче. – Давиде говорил уверенно и спокойно. – Сейчас тебе пришлось нелегко, но через час-другой тебе начнет казаться, что ты занимаешься этим всю жизнь. Поверь мне.

Мне хотелось ему верить, но я не знала как. Я села на пол, привалилась спиной к стене и стала рассматривать собственные ноги, пытаясь изгнать из памяти увиденное и пережитое в последние несколько минут. Рядом дон Ансельмо, опустившись на колени, бормотал молитвы над телом Маттео. Через некоторое время – может, через десять минут, а может, через час – послышались крики, потом топот, и все началось сначала.

* * *

Как ни дико признать, но Давиде оказался прав. После первого шока, первого приступа дурноты все пошло словно по накатанной. Скоро я перестала замечать кровь, смотреть на лица и полностью сосредоточилась на работе. Помню, как я зажимала чистой тряпкой огнестрельную рану на чьей-то ноге, пока Давиде сноровисто закручивал жгутом длинный лоскут и закреплял импровизированную закрутку – серебряную столовую ложку. Лишь когда жгут надежно закрепили и опасность миновала, я поняла, что это нога Джулии – девушки,